Лев Самойлов - Пароль — Родина
— Все что надо начальству сказано… Иди, иди, не люблю любопытных.
Разочарованные партизаны, беззлобно поругивая «великого молчальника», отходили в сторожу и ловили взгляды Карасева, Гурьянова, Курбатова или Уланова, хотя и они были не очень разговорчивы на эту тему.
Близкое соседство с противником как бы подхлестывало партизан, и все они до единого, ждали, когда же начнется настоящая боевая жизнь.
Конечно, и Карасеву и Курбатову тоже не терпелось поскорее начать воевать. Но им хотелось освоиться в новой обстановке, приучить бойцов к разумной осмотрительности, чтобы, когда придется, действовать наверняка.
А тут еще тяжело заболел комиссар партизанское отряда Уланов.
— Первая потеря до начала боевых операций, — шутил Гурьянов, не скрывая огорчения. И тут же с товарищеской заботой добавлял: — Болезнь в календарь не заглядывает. Расхворался — значит, лечиться надо. Придется тебе, брат, полежать в больнице.
Было решено отправить Уланова в Москву. Комиссаром стал Гурьянов, утвержденный Серпуховским окружкомом. Партизаны были очень рады такому назначению Алексеича, а сам Гурьянов со свойственной ему деловитостью лишь проговорил: «Что ж, раз нужно — так нужно», И, обращаясь к бойцам, шутливо добавил: «Теперь я ваше комиссарское начальство. Поимейте это в виду».
А «дело» приближалось.
Желающих идти в Угодский Завод нашлось много, но, посоветовавшись с Курбатовым и Гурьяновым, Карасев решил сам возглавить разведывательную группу и отобрал пять человек, которые казались ему наиболее подходящими для «пробы сил» и для успешного выполнения этого первого важного задания. В группу вошли командир подрывников боец-подрывник Домашев и два партизана из местных жителей — Челышев и Исаев.
Карасев очень рассчитывал на находчивость Якова Кондратьевича Исаева, Тот много лет жил и работал в Угодском Заводе, хорошо знал жителей, их настроения и характеры, изучил все пути к «дому» и мог безошибочно вывести группу к намеченному месту. В Угодском осталась семья Исаева. Жена и двое малолетних детей не успели эвакуироваться, и Исаев, естественно, очень беспокоился за судьбу своих близких. А Карасев надеялся при помощи жены Исаева, Зои Александровны, с которой Гурьянов договорился «глядеть и слушать», собрать некоторые необходимые разведчикам сведения.
— Пойдешь со мной, — сказал Карасев в ответ на просьбу этого спокойного человека с темными прищуренными глазами на строгом неулыбчивом лице.
— Спасибо, — тихо, но проникновенно ответил Исаев. — Не подведу.
В дождливую ночь Карасеву почти не спалось. Он долго ворочался на своем топчане, покрытом соломой, и, задремав на несколько минут, просыпался, продолжая думать об одном и том же: удастся или не удастся разведка? От ее успеха зависело многое: и моральное состояние отряда, и подготовка будущих операций.
Бои под Москвой приобретали все более ожесточенный характер. Гитлеровское командование подтягивало новые и новые силы и укрепляло группу своих армий «Центр». На Московском направлении было сосредоточено до 80 немецко-фашистских дивизий. И хотя авантюристический гитлеровский план войны «Барбаросса» уже трещал и ломался, все же угроза вражеского окружения столицы не только не отодвигалась, а, наоборот, становилась все более ощутимой и реальной.
С 20 октября постановлением Государственного Комитета Обороны Москва была объявлена на осадном положении. Многие промышленные предприятия и учреждения уже эвакуировались. Но Ставка Верховного Главнокомандования находилась в Москве и продолжала отсюда направлять усилия армии и народа на разгром врага. Только несколько дней назад удалось после многодневных ожесточенных боев остановить вражеское наступление на линии Волоколамск — Наро-Фоминск — Алексин. Но от Белева и Мценска советские войска отошли к Туле. Калугу пришлось оставить еще в ночь с 11 на 12 октября. Расстояние до Москвы на различных участках фронта постепенно сокращалось.
Глядя на карту, Карасев понимал всю сложность и опасность стратегической и оперативной обстановки. В такие минуты ему хотелось, чтобы его небольшой отряд, как по волшебству, превратился в мощное соединение, которое ударит по врагу с такой силой, что гитлеровцы немедленно побегут назад… И в эту ночь он несколько раз вставал, вглядывался в испещренную синими и красными линиями и стрелками карту и долго стоял над ней, поставив ногу на табурет и опершись рукой о колено. Потом выходил из землянки и, поеживаясь от ночной сырости и холодного ветра, прислушивался к близкому гулу. Сражения на подмосковной земле не затихали ни днем ни ночью.
По сведениям, которые в последний раз принес Исаев, в селе Тарутино расположился штаб какого-то немецкого армейского корпуса из группы армий «Центр». В Угодском же Заводе, по данным войсковой разведки, находились отдельные части и учреждения тыла корпуса. Командир 17-й стрелковой дивизии, с которой взаимодействовали партизаны, категорически предупредил, чтобы они, партизаны, о Тарутино и не помышляли. Что же касается Угодского Завода, то неплохо было бы уточнить, какие силы дислоцируются там и что собой представляет вражеский гарнизон, тем более что Михаил Гурьянов уже несколько раз предлагал ударить по немцам, «зажившимся» в этом районном центре.
Как только небо начало светлеть, разведчики тронулись в путь. Предстояло пройти около 30 километров. Ручной пулемет у Домашева, автомат у Новикова, винтовки и ручные гранаты у остальных — таково было вооружение отряда. У Карасева на ремне висел в желтой деревянной колодке большой маузер. Только это и отличало его от других разведчиков и придавало ему командирский вид.
Проводить товарищей вышли все партизаны. Они долго стояли у землянок, глядя вслед ушедшим, хотя рассвет еще не докатился до базы и темнота сразу же поглотила разведчиков.
Весь день без отдыха разведчики двигались по направлению к Угодскому Заводу. Растянувшись цепочкой, в затылок, они шли густым лесом, осторожно и быстро перебегали через дороги, обходили стороной лежавшие на пути деревни и, убедившись, что поблизости не видно и не слышно гитлеровцев, опять углублялись в лес. Карасев приказал: не курить, не кашлять, не задевать оружием за деревья. Поэтому все шагали молча, сосредоточенно, не позволяя себе окликнуть друг друга или перекинуться шутливым словцом. Впереди, наклонив голову и приподняв плечи, шел Исаев, за ним — Карасев и все остальные.
Осень уже была на исходе, но и зима еще не наступила. Кое-где на деревьях, на опавших листьях лежал тонкий слой снежной пелены; иногда в пути попадались сырые места с лужами после недавно прошедших дождей. Наверху метался холодный ветер и, ударяясь о стволы деревьев, заставлял их пошатываться, поскрипывать, а то и беспокойно шуметь ветвями.
Отсутствие снега радовало разведчиков, но когда под ногами начинала чавкать земля, они недовольно оглядывались: уж слишком заметно отпечатывались следы от сапог.
— Скоро Ясная Поляна, — почти беззвучно прошептал Исаев, обернувшись к Карасеву. — А вон там — гурьяновская продбаза.
Карасев разрешил остановиться, чтобы отдохнуть и закусить, но снова предупреждающе поднял руку!
— Тишина! Ни звука.
Уставшие разведчики подкрепились хлебом с салом, глотнули из фляжек воды.
— У, черт, — простонал Домашев, у которого заныли зубы от холода, но сразу смолк, увидев сердитые взгляды товарищей.
Вскоре Исаев и Лебедев ушли к продбазе, чтобы убедиться в ее сохранности и по возвращений успокоить Гурьянова.
Вернулись они примерно через час. Лебедев коротко доложил, что база цела, никаких подозрительных следов возле нее не обнаружено. Собственные же следы они с Исаевым постарались замести, для чего старательно затоптали их и засыпали опавшей листвой.
— «Гурьяныч» будет доволен! — сказал в заключение Лебедев и улыбнулся. Когда он улыбался, лицо его становилось по-детски непосредственным и приятным, глаза излучали свет, который свидетельствует, что обладатель этих глаз — человек прямой, искренний, с открытым и честным сердцем.
Карасев удовлетворенно кивнул головой. У него отлегло от сердца. На базе все в порядке, значит, и дальше все пойдет хорошо!..
Разведчики снова двинулись в путь и около трех часов дня вышли на опушку леса, за которым начиналась территория Угодского Завода. Здесь по приказу Карасева все залегли за деревьями и, приготовив оружие, стали наблюдать. Сумерки еще не наступили, и из леса хорошо виднелись улицы и дома, просматривались дороги, тянувшиеся через Угодский Завод на Черную Грязь, Высокиничи и Серпухов.
Весь поселок был забит немецкими войсками: у домов стояли грузовые автомашины и броневики; фашистские солдаты строем и отдельными группами ходили по улицам; по дорогам двигалась артиллерия и — с небольшими интервалами — автоколонны. Местных жителей разведчики не заметили.
